Internete girip birzatlar okasyň gelýär we köp halatda gözläniňi tapmaýaň, onsoň gaharyňy kimden çykarjagyňy bilmän
içiňi hümledip otyrýaň. Şeýle halatyň bolmazlygy üçin men size öýsüzleriň nähili halda öýsüz bolup galýanyny
görkezmekçi bolup şu hekaýany siziň üçin ýerleşdirdim. Terjime etmedim çünki bu öýsüz adam belli bir gürrüň beriş
yzygiderliligini saklamaýar. Bu halaty terjime etsem öýsüziň sözlerini üýütgetdigim bolar. Ýöne öýsüzleriň nähili
öýsüz galýandygyny düşündirmek üçin indiki ýazjak gürrüňlerimiň manysyny türkmen dilinde aýdyp bermäne çytalaşaryn.
Üns berip okamagyňyzy haýyş edýärin. Örän gerekli ýerleri bar.

ДМИТРИЙ
60 лет, архитектор, бездомный
У нас жизнь ядовитая.
Бездомными становятся как? У кого-то дома нет никогда, и не было. И есть такие.Некоторые родительский дом не могут же называть домом.
Да? Есть просто люди, которые только этот образ жизни знают со своего рождения, и больше никакого не знают. Кроме того,
сейчас институт прописки как будто бы отменен,но все-таки существует. Только это называется «регистрация».
То есть государство отслеживает людей. А есть люди, которые не хотят, чтобы их отслеживали. И их много.
Вы знаете, я думаю, что в своей квартире тоже жить тяжело, окруженным цивилизованными отношениями.
Чем человек по статусу своему лучше живет, тем больше он другим людям должен.
Мы все имеем обязательства перед обществом, перед государством, перед соседями, перед близкими, перед Богом, в конце концов,
если кто в него верит.
Я знаком с «Ночлежкой» давно. Я раньше приходил людей там набирал на работу. Был знаком с этим со всем.
Как-то устраивал знакомого туда, у которого украли документы. А потом и сам в октябре прошлого года туда попал. Меня ограбили.
Украли документы, украли компьютер, телефон, деньги, которые уменя были. Я в тот момент прекратил один род деятельности
и приступил к другому. И были уже какие-то договоренности с людьми, можно было начинать потихоньку двигаться, снять жилье…

У меня был дом, но я оставил его детям.
Я человек самодостаточный. Я — архитектор, я всегда очень хорошо зарабатывал и имел все, что мне нужно за деньги.
Я не хотел отягощать своими проблемами близких мне по крови людей: не надоим этих проблем. У меня такая позиция жизненная.
Я просто попросился к приятелю, там у него жил
, а потом в «Ночлежке» 2 месяца. Никто меня отприятеля не гнал, но приятель мой — он человек выпивающий. А сестра его
—она все время давила, давила…

Восстанавливать связи очень тяжело. На какое-то время я ушел из профессионального сообщества, и поэтому потерялся.
А еще возраст… На тяжелый труд я уже не гожусь, а квалифицированный труд не так просто получить.
Умея много чего сам руками и головой, я столкнулся с невостребованностью. Это было для меня больно.
Мои дети до сих пор не знают того, что со мной происходит.
Я не хочу, чтобы мои дети болели обо мне. Я бы не хотел так болеть о своих родителях в свое время. Я бы, конечно, принял участие,
но мне было бы тяжело,если бы с моими родителями случилось подобное. Для меня это было бы трагедийно и я бы очень сильно переживал.

Во всем, что связано со строительством, полно обмана. Сегодня это аморальный и алчный бизнес. Зарабатывают не на работе и
производстве, а зарабатывают на зарплате рабочих. То есть, лишая их части зарплаты, наживаются. Там происходят такие вещи,
которые в страшном сне не приснятся.
Например,субподрядчик набирает бригаду 10 человек. Всё опутано штрафами. Перекуры,нельзя пить, по телефону нельзя
Подходит время выплаты зарплаты… Бригадир (свой) всех собирает и говорит: «Мужики, у меня сегодня день

рождения! Давай по чуть-чуть. В это время приходит их работодатель и говорит:«А, ребят, вы попали!»
И всех выгоняет за пьянство без выплаты зарплаты… Их на улицу — тут же набирают новых. И продолжается эта волынка.
В «Ночлежке» они молодцы — помогли мне сделать документы.

По работе тяжело у нас. Пробовал запускать образовательные проекты. Пока не получилось. Зато получилось здесь (не будем говорить,
где, не надо этого). Здесь готовим культурный центр с осени…
Я из Костромы. У меня старшая дочь здесь, в Петербурге. А средняя дочь погибла. А младшая маленькая еще.
В личной жизни я счастлив.
Я ментор, моралист, ретроград, консерватор. У меня свои взгляды на Родину, на общество, на все…
Россия — это космос. У нас всё достаточно серьезно. Конечно, не хочу быть таким провидцем или чем, но я думаю, что для России
всё хорошо будет.
Нынешнее время меня печалит. Печалит людьми, печалит тем, что молодежь у нас немножко заброшенная. Но в этом и моя вина есть,
и моего поколения, и более старшего поколения. Но если более старшее поколение уделяло внимание коммунизму, большевизму и всему
прочему, то мое поколение могло уже, в принципе, свою молодежь воспитать… Хиппи ведь не обязательно должен быть западного образца?!
Хиппи может быть образца русского! Вот я —представитель хиппи русского.
Давайте мы все-таки котлеты от мух отделим. Давайте мы разберёмся. Есть этика,а есть эстетика, так? Допустим,
культура хиппи в мои этические рамки входит, но если эстетика хиппи превалирует над этикой, то она для меня вражеская.
Потому что этика — это набор правил жизненных, а эстетика — это чувства. И если жизненные правила побеждены чувствами,
то общество катится в пропасть и перестает существовать.

Я верующий на генетическом уровне. Кровь левитов во мне течет. Со стороны матери у меня священнический род. Там и святой есть.
Меня очень мало волнует вопрос национальностей. Меня в человеке волнуют его устои нравственные. Если он милосерден, если он честен,
ну, относительно…Иногда можно о чем-то промолчать. Ложь — это когда ты говоришь явную неправду.
Для меня отношения между мужчиной и женщиной традиционны. Для меня измена физическая — это измена и духовная.
На данный момент у меня жены нет. И не будет, потому что я к монашеству стремлюсь.
Каин убил Авеля. Это была первая война.
Я потому с печалью смотрю на наше общество, что мы свободу воспринимаем как вседозволенность, а свобода — это просто
право выбора между добром и злом, не более того. А вести себя развязно, плевать, куда хочешь, какать, на кого хочешь —
это не свобода…
Грех смертный, если ты его не исповедал. Поэтому самоубийство самый страшный грех — его невозможно исповедовать.
Никто не давал право человеку убивать человека. Даже когда государство убивает по приговору суда — это узаконенное убийство.
Я не могу себя отнести к гуманистам, но война — это страшно. У меня отец умер,мне было 6 лет. Это последствия войны.
Во-первых, нам легкой жизни никто не обещал. Во-вторых, тебе Господь не давал права не верить человеку,будь он хоть из КГБ.
Скепсис тоже должен присутствовать.
Человек может переродиться внутренне в одно мгновение.